Название книги обещает приятное чтение. Но знакомство с этим трудом не будет лёгким. В этом тексте сермяжная правда. Грубая, жестокая, неприятная правда. Правда настолько прямо высказана, что в некоторых советских изданиях эта книга вышла с многочисленными купюрами.
Некоторые слова звучат пророчески:
Ребенок, которого ты родила, весит 10 фунтов. В нем восемь фунтов воды и горстка угля, кальция, азота, серы, фосфора, калия, железа. Ты родила восемь фунтов воды и два фунта пепла.
Януш Корчак был превращён нацистами в пепел вместе с воспитанниками его приюта в газовой камере лагеря смерти "Треблинка".
Хотя пророческого здесь ничего нет: простая объективность. Мы либо станем пеплом, либо перегноем: зависит от культурных традиций.
Януш Корчак был врачом, поэтому немалую часть книги занимают медицинские вопросы.
В тексте содержится много мудрых советов о воспитании детей. Советы эти именно мудрые, то есть не простые. Над ними сначала нужно задуматься, прежде чем вы сможете их реализовать.
Януш Корчак очень наблюдателен. Эта книга - результат активного слушания детей, внимательного наблюдения и живого интереса к детям.
Несколько цитат из книги, чтобы вы смогли проникнуться её духом.
Воспитывать красивого и некрасивого ребенка нужно по-разному.
Современное воспитание требует, чтобы ребенок был удобен. Шаг за шагом оно ведет к тому, чтобы его нейтрализовать, задавить, уничтожить все, что есть воля и свобода ребенка, закалка его духа, сила его требований и стремлений.
Воспитание ребенка — не приятная забава, а работа, в которую нужно вложить усилия бессонных ночей, капитал тяжелых переживаний и множество размышлений…
Школа воспитала малодушие, боязнь выдать незнание.
Сплошь и рядом родители не хотят знать того, что знают, признать то, что видят.
Роды в обществе, фетишизирующем наживу, явление столь редкостное и чрезвычайное, что мать со всей категоричностью требует от природы щедрого вознаграждения. Если уж она пошла на издержки, неприятности, докуки беременности, решилась на родовые муки, ребенок должен быть только таким, о каком она мечтала.
Как часто в поисках того, что на рынке ходит под этикеткой «здоровье», родители покупают суррогаты, которые либо не помогают, либо вредят.
Когда ребенок должен ходить и говорить? — Когда ходит и говорит. Когда должны резаться зубы? — Именно тогда, когда режутся. И темечко должно зарастать только тогда, когда оно зарастает. И спать ребенок должен столько, сколько ему нужно, чтобы выспаться.
Счастье для человечества, что мы не можем принудить детей поддаваться воспитательским влияниям и дидактическим покушениям на их здравый ум и здоровую человеческую волю.
Я взываю к Великой хартии вольностей, о правах ребенка. Быть может, их и больше, я же установил три основных:
- Право ребенка на смерть.
- Право ребенка на сегодняшний день.
- Право ребенка быть тем, что он есть.
В страхе, как бы смерть не отобрала у нас ребенка, мы отбираем ребенка у жизни; оберегая от смерти, мы не даем ему жить.
А когда, наконец, наступает завтра, мы ждем нового дня. Потому что основной принцип: ребенок не есть, а будет, не знает, а лишь узнает, не может, а только сможет — приговаривает его к постоянному ожиданию.
Половина человечества лишена права на существование: ее жизнь несерьезна, стремления — наивны, чувства — мимолетны, взгляды — смехотворны. Действительно, дети отличаются от взрослых, в их жизни кое-чего недостает, а чего-то больше, чем в нашей, но самое это отличие от нашей жизни доказывает ее реальность.
Что сделали мы для того, чтобы понять эту реальность и создать условия, в которых ребенок мог бы развиваться и расти?
Ради завтра мы пренебрегаем тем, что радует, смущает, удивляет, сердит, занимает его сегодня. Ради завтра, которого он не понимает, в котором он не нуждается, крадутся годы жизни, многие годы.
Детское «дай», даже безмолвно протянутая рука должны натолкнуться на наше «нет», и от этих первых «не дам», «нельзя», «не разрешаю» зависит огромная область воспитания.
Мать еще не хочет видеть своей задачи, она предпочитает лениво, трусливо отсрочить, отложить на после, на потом. Она не желает знать, что из воспитания нельзя изъять трагическую коллизию неумного, неправильного, недопустимого желания с мудрым запретом, нельзя исключить еще более трагического столкновения двух желаний, двух прав на общей территории.
Какую пищу дадите вы его воле, когда ему три года? Пять? Десять лет?
Материнство облагораживает женщину, Когда она жертвует собой, отказывается от себя, отдается ему всей душой, и деморализует, когда, прикрываясь мнимым благом ребенка, отдает его на съеденье своим амбициям, привычкам, страстям.
Мой ребенок — это моя вещь, мой раб, моя комнатная собачка. Я чешу его за ушами, глажу по челке, украсив ленточками, вывожу на прогулку, дрессирую его, чтобы он был послушен и покладист, а когда надоест:
— Иди поиграй. Иди позанимайся. Пора спать.
Мы больны бессмертием.
Признание нужно новым сортам табака и новым маркам вина, но не людям.
Скажи мне, кто твои родители, и я скажу тебе, кто ты — это верно не всегда.
Скажи мне, кто тебя воспитал, и я скажу тебе, кто ты - и это не всегда верно.
Приказать кому-нибудь продуцировать готовые мысли — все равно что поручить другому человеку родить именно твоего ребенка.
Трудно представить себе более деспотичный, граничащий с пыткой, приказ, чем:
— Спи!
Мы навязываем детям бремя обязанностей завтрашнего человека, не давая ни одного из прав человека, живущего сегодня.
Главные ошибки в наших суждениях о детях мы совершаем именно оттого, что истинные их мысли и чувства заслоняются словами, которые они переняли, готовыми формами, которыми они пользуются, вкладывая, однако, в них иное, свое содержание.
Приказывать можно не одной только палкой, но и просьбой, ласковым взглядом.
Мы предпочитаем уговаривать себя, что он наивен, не знает, не понимает, что его легко обмануть видимостью. Другая позиция поставила бы нас перед проблемой: или открыто отказаться от привилегии мнимого совершенства, или уничтожить в себе то, что нас в их глазах унижает, делает смешными или убогими.
Детство — это не рай, это драма.
Неразумной любовью можно искалечить ребенка, и закон должен взять его под свою защиту.
Опыт нескольких неуместных вопросов, неудавшихся шуток, выданных тайн, неосторожных признаний учит ребенка относиться к взрослым как к прирученным, но диким зверям, на которых никогда нельзя целиком положиться.
Едва ли не единственное доброе чувство, которое ребенок постоянно к нам питает, это жалость. Наверное, что-то им мешает, раз они несчастливы. Бедный папа много работает, мама часто больна, они скоро умрут, бедняжки, не стоит их огорчать.
Какие горькие минуты переживает воспитатель, видя отражение собственного бессилия в беспомощности ребенка.
Ребенок не умеет думать, как взрослый, но он может по-детски задуматься над серьезными проблемами взрослых.
Нам нужно быть чуткими, но мы предпочитаем запреты.
Неправда, что ребенок хочет звезду с неба, что его можно подкупить лестью и уступчивостью, что он врожденный анархист. Нет, ребенок обладает чувством долга, не навязанным насильно, тяготеет к порядку, не отказывается от правил и обязанностей. Он только хочет, чтобы бремя не было непосильным, чтобы оно не ломало ему хребет, чтобы он встречал понимание, когда зашатается, поскользнется, усталый, остановится, чтобы перевести дух.
Ребенок хочет, чтобы воспитатель проявил доброе свое отношение к нему именно тогда, когда он виноват, когда он плохой, когда с ним случилась неприятность. Разбитое стекло, пролитые чернила, порванная одежда — все это результаты неудавшихся начинаний, предпринятых вопреки предостережениям взрослых. А взрослые, потеряв деньги в плохо обдуманном предприятии, — как они воспринимают претензии, упреки и осуждение?
Ссылки
Ознакомительный фрагмент
Дополнительные материалы
Евгений Ямбург. Дойти до сути // Учительская газета. – 2020. – № 38.